Суд над Бхагавад-гитой / Attempt to ban Bhagavad-gita

Григорий Котовский
Моя встреча со Шрилой Прабхупадой

В рубрике «Рецензии, отзывы» мы публикуем материал любезно предоставленный нам профессором Г.Г.Котовским. Наверняка каждый человек, знакомый с книгами Шрилы Прабхупады уже слышал это имя — имя человека, беседующего с ним на страницах книги «Наука самоосознания». Представитель науки коммунистической эпохи, противопоставляющий свои взгляды древней логике Вед — именно такой образ Григория Котовского сохранился у большинства из нас. Но все же многие места этого описания не совсем корректно представляют то, что было на самом деле. Помочь нам узнать о впечатлениях единственного русского ученого, беседовавшего с Шрилой Прабхупадой, а также внести исправления в существующий у многих из нас неверный взгляд на события тех лет — такова цель статьи профессора Котовского, предлагаемой вашему вниманию.

В конце 1960-х годов я впервые услышал о религиозном Движении сознания Кришны. В то время официозная трактовка его в нашей стране была следующей: религиозная секта, основанная на догматах индуизма, финансируемая группой американских и канадских миллионеров и связанная с американскими разведслужбами, созданная с целью отвлечения американской и европейской молодежи, критически оценившей западное общество, от активного участия в левоцентристских политических движениях.

Весной 1971 г. мне стало известно, что основатель и глава движения А.Ч.Бхактиведанта Свами Прабхупада обратился в советское генеральное консульство в Калькутте с просьбой о выдаче визы для поездки в Москву, где он предполагал посетить Институт востоковедения АН СССР. Поскольку институт не был готов к этой встрече, в визе было отказано. Поэтому я был крайне удивлен, когда утром 21 июня того же года мне в институт позвонили из Посольства Индии и сообщили, что Шрила Прабхупада находится в Москве, куда он прилетел специально для встречи со мной. На мой вопрос, кто пригласил Шрилу Прабхупаду в Москву, звонивший, представившийся сотрудником индийского посольства Нараяном, ответил : «Наше посольство». При этом он подчеркнул, что Прабхупада пробудет 2-3 дня и просит принять его как можно скорее. (Сейчас я думаю, что у него была транзитная виза.)

Меня охватили самые противоречивые чувства. С одной стороны, несанкционированная властями встреча с Шрилой Прабхупадой грозила мне многими неприятностями, вплоть до снятия с занимаемых постов и другими санкциями, включая запрет на поездки за границу. С другой стороны, я не мог отказать во встрече человеку, который проделал столь далекий путь, чтобы в частности встретиться со мной. И я решил рискнуть — встретиться с Шрилой Прабхупадой втайне и от своих коллег, и от руководства Института востоковедения. Мгновенно приняв решение, я назначил встречу на следующий же день — 22 июня.

На мою решимость встретиться с Шрилой Прабхупадой определяющее влияние оказало то обстоятельство, что я всегда принадлежал к достаточно свободомыслящему крылу советской интеллигенции и хотя происходил из семьи революционеров (мой отец — основатель молдавской государственности, герой Гражданской войны 1918-1922 гг., а мать до революции работала в редакции социал-демократической газеты, издававшейся Елизаровым, мужем сестры В.И.Ленина), а отец моей первой, покойной жены был секретарем Молотова, — я всегда придерживался идей политической толерантности и идеологического плюрализма. Последнее уже тогда было признано и высоко оценено моими коллегами, западными учеными, с которыми я активно сотрудничал в международных научных организациях с середины 1960 г., в частности моими старшими, ныне покойными друзьями: французским историком Фернаном Броделем и английским — Майклом Постаном.

Утром 22 июня 1971 г. я в своем маленьком кабинете заведующего Отделом Индии и Южной Азии на втором этаже здания Института востоковедения АН СССР в Армянском переулке (ныне Дом армянской культуры), поджидал своего гостя. Из окна я увидел его, входящего в ворота Института в сопровождении целой группы молодых людей в оранжевых одеяниях, Я спустился им навстречу и провел к себе, сопровождаемый изумленными взорами повстречавшихся в вестибюле и на лестнице редких сотрудников Института.

Поскольку эта встреча таила в себе громадный риск для меня, я уговорился с Шрилой Прабхупадой, что запись нашей беседы вестись не будет.

В этой связи я должен сделать небольшое отступление и коснуться того, как эта встреча описана в труде Сатсварупа даса Госвами о жизни Прабхупады, изданном в русском переводе в 1993 г. По моим представлениям, автор жизнеописания Прабхупады не был в числе сопровождаемых его на встрече со мной в Москве, и я не знаю источники его информации об этой встрече. Тем не менее его описание нашей беседы полно неточностей и просто неправды.

Во-первых, я не помню, что когда-либо переписывался с Прабхупадой, как это утверждает Госвами, не отправив и не получив ни одного письма. Во-вторых, Госвами заявляет, что с Прабхупадой в Москве было только двое преданных, однако в действительности ко мне с ним пришло не менее шести — восьми молодых людей. И хотя они были пострижены и одеты как индусы, посвятившие себя религии, все они выглядели типичными американцами 20-25 лет. Как они попали в Москву, я, естественно, не знаю до сих пор.

В-третьих, Госвами рассказывает о якобы случайной встрече Нараяна, сына сотрудника индийского посольства, с Шьямасундарой. Но это неправда, так как отец Наяранана организовал визит Прабхупады и сопровождавших его лиц в Москву.

В-четвертых, Госвами сообщает, что я видел, как во время встречи Шьямасундара включил магнитофон, но лишь «подозрительно покосился на него, но ничего не сказал». Однако и это абсолютная неправда. Магнитофон был внесен и включен втайне от меня и находился спрятанным под одеянием одного из участников встречи. Именно этим и объясняется, что в магнитофонной записи нашей беседы оказалось не так уж мало неясных, не поддававшихся расшифровке мест (что я обнаружил после ознакомления с расшифровкой магнитофонной записи беседы, любезно мне предоставленной руководством Московского отделения Движения сознания Кришны в 1994 г.).

Наша беседа с Шрилой Прабхупадой была довольно длительной и весьма интересной и охватывала широкий круг религиозно-философских и историко-культурных проблем. (Я не буду пересказывать ее содержание, так как ее запись опубликована в «Науке самосознания»). Я сразу же убедился, что мой собеседник — блестящий знаток многих древнеиндийских текстов, в особенности «Бхагавад-гиты» и «Бхагавата-пураны», свободно цитировавший из них по памяти и в совершенстве владевший санскритом.

В самом начале беседы Прабхупада отметил, что в указанных текстах содержатся идеи, перекликающиеся с социалистическими и коммунистическим идеалами. Это меня не удивило, так как идеи социальной справедливости содержатся практически во всех первоначальных текстах священных писаний мировых религий.

Вести нашу беседу мне было нелегко по двум основным причинам. Во-первых, знание моим собеседником санскритских текстов было несоизмеримо выше моего. Ведь я не был специалистом по древнеиндийской культуре, и основной областью моих научных интересов оставалась экономическая и социальная история Индии в ХIХ-ХХ вв. Правда, я все же оказался подготовленным к этой беседе, ибо еще в студенческие годы изучал санскрит и готовился к специализации по древней Индии. Во-вторых, я в качестве светского ученого рассматривал предметы нашей дискуссии как свидетельства, содержащиеся в древнеиндийском эпосе, созданном в своей окончательной редакции в первом тысячелетии до нашей эры, а Прабхупада — как божественное откровение. И тем не менее наша беседа проходила в спокойной и благожелательной атмосфере. Любой, кто прочтет запись нашей беседы, убедится в полной абсурдности характеристик, содержащихся в уже упомянутой книге Госвами, который утверждает, что я «видел в Прабхупаде своего политического противника» (хотя каждый понимает, что находящийся вне политики религиозный проповедник «политическим противником» быть не может), что я «пользовался этой возможностью, чтобы получить у него как можно больше информации ( — о чем? Если о Движении сознания Кришны, то это было совершенно естественным), что меня «мало интересовала индийская культура сама по себе, он выспрашивал о ней у Прабхупады, чтобы его правительство могло внедриться в нее со своей собственной идеологией» (тут, что ни слово, — полная бессмыслица. Во-первых, к 1971 г. у нас в стране были изданы сотни книг по древнеиндийской культуре, включая два довольно полных издания «Махабхараты», и поэтому «внедряться» в древнеиндийскую культуру советскому правительству (!) было невозможно, так как вообще нельзя «внедрится» в прошлое. К тому же в двух важных индийских штатах к власти пришли свои, индийские коммунисты).

Госвами также утверждает, что «Прабхупада быстро понял, что профессор является не столько ученым, сколько винтиком советской академической системы», и «за показным интересом профессора Котовского к ведической культуре Прабхупада видел идеологию коммунистической партии...». Сейчас, разумеется, трудно установить, что в действительности думал Прабхупада. Однако, я сомневаюсь в правоте утверждений Госвами. Иначе зачем Прабхупада издал запись нашей с ним беседы? Ведь и без того он опубликовал массу работ, содержащих его высказывания по самым различным вопросам. Конечно, он предполагал во мне коммуниста, но в нашей дискуссии не фигурировало ни одно из положений коммунистической идеологии. Моя позиция в нашей беседе с Прабхупадой была позицией светского ученого, атеиста, но всегда относившегося с уважением к религиозным воззрения своих собеседников. А вот Госвами продемонстрировал, к сожалению, полное отсутствие терпимости к инакомыслию, отметив, что я, не принимавший учения о бессмертии души, «проявил элементарное невежество» (но тогда в «невежды» следует зачислить подавляющее большинство современных ученых), и закончив оскорбительным мракобесием, что мои представления о самом себе «ничем не отличались от представлений животного».

К сожалению, весь рассказ о пребывании Прабхупады в Москве выдержан в книге Госвами в стиле самой злобной американской антисоветской пропаганды эпохи холодной войны. Как же я могу верить этой книге, если только в небольшом ее разделе столько неточностей и неправды?

Но вернемся к основной канве нашего повествования.

Прошло около десяти лет после моей встречи с Шрилой Прабхупадой, когда один из сотрудников моего Отдела Индии и Южной Азии Р.Б.Рыбаков, ныне директор нашего Института востоковедения Российской Академии наук, занимавшийся реформаторскими течениями в индуизме, привез из поездки в Индию крошечную брошюрку с текстом моей беседы с Прабхупадой, правда, в очень плохом русском переводе. Я понял, что в нарушение нашей договоренности с ним была осуществлена магнитофонная запись нашей беседы, которая стала достоянием читательской аудитории и поэтому сможет попасть в руки представителей советских спецслужб. Так оно и получилось. Через некоторое время ко мне в Институт зашел сотрудник КГБ и показал мне листовку с текстом беседы с Прабхупадой. К этому времени в нашей стране каким-то образом возникла община последователей Движения сознания Кришны, жестоко преследовавшаяся властями. И в соответствующих подразделениях КГБ не могли не возникнуть сомнения, не причастен ли и я к распространению этого учения. Правда, сотрудник этого ведомства оказался человеком весьма разумным, спокойно и с доверием воспринявшим мой рассказ о встрече с Прабхупадой. В своей беседе с ним я подчеркнул, что не вижу в деятельности кришнаитов угрозы для нашей системы. Но мой собеседник ответил, что «секта кришнаитов» запрещена как и другие сектантские организации, тем более как инспирируемая американской разведкой. К счастью, для меня на этом все и кончилось.

Шрила Прабхупада во время нашей беседы произвел на меня впечатление человека значительной внутренней силы и абсолютной убежденности в своей правоте, что естественно для религиозного проповедника. Он, разумеется, войдет в число самых крупных религиозных деятелей ХХ века, поскольку ему впервые удалось создать своего рода модификацию индуистского культа Кришны, ориентированного на западное, христианское по цивилизационному признаку общество, в котором понятие Бога Кришны в определенной степени перекликается с христианским монотеизмом, роль «Бхагавад-гиты» и «Бхагавад-пуранам» у последователей Движения сознания Кришны в определенной степени аналогичен роли Старого и Нового Завета у христиан, а ИСККОН во многом выполняет ту же роль, что церковь в христианстве.

Как ученый-атеист я, естественно, не приемлю религиозную идеологию, но в то же время признаю, что мировые религии являлись основным системообразующим элементом в возникновении и дальнейшем развитии всех мировых цивилизаций. С уважением относясь к религиозным верованиям других, я признаю две положительные стороны религии — кодекс нравственного поведения человека и благотворительность. Но осмелюсь напомнить, что вера в Бога вместе с тем не должна парализовать волю человека к борьбе за социальную справедливость и примирять его с господством во всем современном мире Зла. Вспомним, что и Христос, и другие основатели мировых религий были великими революционерами своего времени. И еще: какой бы веры я не придерживался или был бы атеистом, я не должен искусственно «вычленять» себя из моего цивилизационного окружения, куда уходят мои и моих предков исторические корни.